Вот так оно и получается, что ник-то я себе не зря выбрала... Да и больших кошек люблю не зря... =)))
Какая татуировка бы вам подошла?
Вы - сильная личность. Вы обычно четко осознаете, чего хотите, и идете к намеченной цели уверенным шагом. Вы не боитесь перемен и открыты для всего нового. Неприятности не могут вас сломить - они лишь делают вас опытнее. Ваши друзья знают, что на вас всегда можно положиться.
Вы никогда не будете делать татуировку из соображений моды или минутной прихоти. Для вас - татуировка - не просто украшение, она символизирует что-то, что важно для вас. Если у вас уже есть рисунки на теле, то скорее всего, это талисманы, этническая символика или хищная фауна.
Ну, начну с того, что просто хотелось бы отметить эту красную дату. Ни смотря ни на что!
*Рррр!!! =)*
И обожаю я число 25.
И очень люблю апрель: уже не так холодно, но и еще не так жарко. И все зелено! Весна вступила в свои полные права.
И вообще весну люблю! *как мне удалось сегодня выяснить.*
Н-да... Это, так сказать, в начале...
А вообще-то у меня вот уже несколько лет, как жизни продолжается японский период. При этом все идет как-то даже по нарастающей. Из чего могу сделать вывод, что все закончится не скоро...
А все началось, пожалуй, еще в школе. С Б. Акунина.
И поехало... То то, то это... По мелочи.
Вот с полгода назад дали мне посмотреть одно аниме. Но я ж человек неуемный. Я пока все возникшие противоречия не разрешила - не успокоилась. Дальше - больше. Одним аниме дело не кончилось. Заинтересовалась мангой. *буду по привычке склонять.* Потом другой мангой и другим аниме... Etc.
Анимешницей так и не стала, *пока, во всяком случае*, да и вряд ли стану. Но в качестве "это надо попробовать" - очень даже.
Да. Так вот, про японские мотивы.
Дружна с японисткой. Отличный человек, кстати сказать! Познакомились мы совершенно по другому поводу. Но факт остается фактом...
Все чаще попадаются мне в руки и на глаза статьи о Японии... Начиная с политики, и заканчивая компьютерным журналом. И все дальше, в этом же ключе.
Ну, а вчера вовсе последняя капля была. На элективе. По этике. В качестве практического примера. Взяли не что-нибудь, а именно Японию. >_<
Зато узнала много интересного... Кроме того, что я уже знаола или догадывалась...
К примеру: японцы никогда не говорят "нет". Скажут "да", а сделают все равно по-своему.
Да. А еще я наконец-то все дневники, на которые просто подписывалась, решилась добавиться в Избранное. =) Так что я не новый ПЧ, а всего навсего объявившийся. =)
Говорят, что жизнь - полоска черная, полоска белая. Я терпеть не могу эту теорию. От нее веет какой-то фатальностью. Обреченностью. И желанием просто плыть по течению, покорившись судьбе, что бы она ни вытворяла...
Если принять эту теорию за истину, то получится, что мы в этой жизни зависим только от чего-то высшего, некотролируемого. И остается только взять и мирно пойти ко дну, не сопротивляясь.
В жизни не бывает полос. В ней все смешивается. И практически все определяется нами. В той или иной степени. "Рано или поздно, так или иначе..."
Не бывает фатального невезения, бывает только неверие в себя, в свои собственные силы. Или лень. Или нелюбовь к окружающим.
Когда кажется, что случается только плохое, нужно остановится и осмотреться вокруг. Обязательно произойдет что-то хорошее. Или уже произошло. Нужно только заметить. Приглядеться и заметить.
В мире все находится в равновесии...
А это так... Личный опыт... Вчерашний день начинался у меня погано... И опаздывала на пары, как всегда. И спеша в университет хлопнулась почти на ровном месте, чего со мной и в гололед не бывает. А если и бывает я всегда удачно приземляюсь. А тут... В общем, в результате - пара синяков и пятна на брюках и куртке. И только один работающий киоск с глухонемой продавщицей - еще потеряное время.
И в лифте, я умудрилась уронить все тетрадки с учебником. Еле успела собрать их до того, как двери открылись.
И на элективе мне дали задание к зачету делать реферат, т.к. из-за пропущенных занятий мне его автоматом не ставят. И нас таких всего трое.
Зато уже на следующей паре я, совершенно не готовая к семинару, получила "4". Повезло. Спросили вовремя. И то, что надо.
И следующую пару я отдыхала, читая с сотового книгу, с краем уха слушая доклады сокурсников.
Но кульминацией был гуманитарный электив. Безумно интересно было слушать лекцию по этике, которую читал священник. Без напора. Без нравоучений. Просто очень интересно. Не авторитарно.
У нас зацвела жердела. Уже вот пару дней как зацвела.
читать дальшеНе слишком обильно, конечно. Не так, как в пердыдущие годы. Но это первое дерево, которое зацветает у нас.
Мне безумно нравится этот их слегка розовый цвет. Деревья как будто покрыты странным снегом. Сначала - только кончики ветвей. А затем, как пламя, вниз к стволу.
И выбралась я сегодня на ипподром. В очередной раз. С фотоаппаратом в руках.
Можете сами убедиться, что больше давать мне его в руки - нельзя!До последнего сомневалась: идти или нет. С ночи лил дождь. Похолодало. А надо сказать, что дождь на ипподроме - отдельная история. Под зонтиком не походишь - лошади шугаются. Дерево одно на все поле, и то в совсем другом конце - не спрячешься. Да и под ногами с каждым шагом разверзается такая бездна, что болота бледнеют и тают.
Но раз есть свободный от занятий день - нужно идти.
Хорошенько подготовившись ко встрече с дождем я вышла.
Пока доехала до ипподрома, все тучи трусливо капитулировали и уползли куда-то за горизонт. Слава магистрам!
Красота! Честное слово! Сухо, солнечно. Даже трактор по дорожке бороной прошелся.
И даже левада свободна - вообще праздник для души.
Единственное темное пятно - шумная игра в футбол чуть ли не в самой леваде. И мячик под небо летает. И все так увлечены игрой,что даже подсадить попросить некого. И ни тумбочки, ни седла нормального, которое не съезжает, ни сил так запрыгнуть. Вобщем, как я взгромождалась на лошадь - история, требующая отдельного повествования и запечатления.
Потом я объезжала леваду по периметру с видом победителя.
Темное логово. Черная пещера. Непроницаемый для взгляда провал… Он тя-нет и поглощает в себя. Он мертвым камнем ждет жертву и живым зверем кидается на неё. Манит, как глубоководная рыба, влечет скрытым в себе сокровищем. И об-рушивает свой свод, как челюсти, и как жерновами мелет, мелет, мелет…
Ему все равно, кто попадет к нему в брюхо, кто будет питать его: принц или ни-щий, мудрец или убогий – в его недрах все едино…
Да! В нем полыхает свет знаний. Он так красиво мерцает!
Да! В нем плещется пламя страстей. Оно пляшет, оно дразнит!
Да! В нем пыл стремлений. Он увлекает, тащит за собой!
Да! В нем есть всё, все, что может прельстить человеческий род!..
Черный камень, темный теплый камень, голая твердь. Высокой громадой воз-несся к небесам его пик. Вся его масса недвижна, до последнего мгновения… Он живой. Но не слышит мольбы: он глух, он слеп, он нем и не произносит приговора добыче. Крики: "Только не я!", "Господи, помоги!" будут бессмысленны.
Вокруг него нет черепов или скелетов. Все, что попадает в глотку провала, про-падает бесследно. В нем сгинуло бессчетное количество искателей, безымянных путников, враждующих отрядов и армий, посланных для мщение. Он поглотил их всех. Он - обиталище великого голода. Он ничем не брезгует.
Дай шум прибоя песку пустыни. Подари немного тепла снегу. Преврати в музыку дыхание мира. Я хочу услышать, как солнце встает в горах. Как цепляется туман за болотные мхи.
Играй, менестрель! Пусть звучит громкая песня грозы. И тишина снегопада. Дай мне услышать рост трав. Рождение бабочек и птиц. Игру белок и волчью охоту.
Пой, менестрель! Пой.
Пускай разливается вокруг песнь рождения человека. И песнь материнской любви. Пусть я услышу песнь страданий. И песнь счастья.
Мне должно знать песнь победы, и песнь смерти. Спой о великой битве. И огромном горе. И вернись к песне рождения.
читать дальшеМарк Роджерс, старатель, отправился в пояс астероидов на поиски радиоактивных руд и редких металлов. Он занимался этим несколько лет, перебираясь от одного каменного обломка к другому, но без особых удач. Наконец он обосновался на каменной глыбе толщиной около полумили.
Роджерс словно уже родился старым: после определенного возраста его внешность почти перестала меняться. Лицо его стало бледным от долгого пребывания в космосе, а руки слегка дрожали. Каменную глыбу он назвал Мартой - в честь девушки, с которой никогда не был знаком.
Ему немного повезло - он нашел небольшую жилу и заработал достаточно, чтобы привезти на Марту воздушный насос, скромный домик - скорее хижину - несколько тонн земли, баки с водой и робота. А затем обустроился и предался созерцанию звездного неба.
Робота он купил стандартного - универсальную рабочую модель со встроенной памятью и словарем в тридцать слов, который Марк начал по словечку увеличивать. Он имел кое-какой опыт по части всяческих железок, к тому же Марку очень нравилось приспосабливать на свой вкус все, что его окружало.
Поначалу робот умел произносить лишь “Да, сэр” и “Нет, сэр”. Он мог излагать простейшие проблемы:
"Воздушный насос барахлит, сэр”. “Пшеница прорастает, сэр”. Был способен и на вполне удовлетворительное приветствие: “Доброе утро, сэр”.
Марк все изменил. Для начала он выкинул всяческие “сэры” из словаря робота; на его астероиде равенство стало законом. Затем назвал робота Чарльзом - в честь отца, которого никогда не видел.
Шли годы, и воздушный насос начал протекать, превращая содержащийся в скалах планетоида кислород в пригодную для дыхания атмосферу. Воздух понемногу просачивался в космос, и насосу приходилось работать несколько интенсивнее, вырабатывая больше кислорода.
На ухоженном клочке чернозема исправно вырастали урожаи. Подняв голову, Марк мог видеть пронзителыную черноту космической реки и плывущие по ней точечки звезд. Вокруг него, под ним и над головой медленно дрейфовали обломки скал, и изредка на их темных боках поблескивало сияние звезд. Иногда Марк замечал Марс или Юпитер. Однажды ему показалось, что он увидел Землю.
Марк начал записывать на встроенную в Чарльза ленту новые ответы, которые тот произносил, услышав ключевую фразу. И теперь на вопрос: “Неплохо смотрится, верно?” - Чарльз отвечал: “По-моему, просто здорово”.
Поначалу робот произносил те же самые ответы, которые Марк привык слышать, долгие годы разговаривая сам с собой. Но понемногу он начал создавать в Чарльзе новую личность.
Марк всегда относился к женщинам с подозрительностью и презрением, но по каким-то причинам не отразил, это отношение на ленте Чарльза. И точка зрения робота стала совершенно другой.
- Что ты думаешь о девушках? - мог спросить Mapк, когда, покончив с домашними делами, усаживался возле хижины на упаковочный ящик.
- Даже не знаю. Сперва надо отыскать подходящую. - Робот отвечал старательно, воспроизводя записанные на ленту ответы.
- А мне вот хорошая девушка пока не попадалась, - произносил Марк.
- Знаешь, это нечестно. Наверное, ты искал недостаточно долго. В мире для каждого мужчины имеется девушка.
- Да ты романтик! - презрительно говорил Марк. Тут робот делал паузу - заранее предусмотренную - и посмеивался тщательно сконструированным довольным смехом.
- Когда-то я мечтал о девушке по имени Марта, - продолжал Чарльз. - И кто знает, может, если поискать хорошенько, я еще смогу ее найти.
Затем наступало время ложиться спать. Но иногда Марку хотелось еще немного поболтать.
- Что ты думаешь о девушках? - снова спрашивал он, и прежний разговор повторялся.
Чарльз старел. Его сочленения утрачивали гибкость, а кое-какие провода начали ржаветь. Марк мог работать часами, ремонтируя робота.
- Ржавеешь помаленьку, - подшучивал он.
- Да и ты не юноша, - отвечал Чарльз. У него почти всегда был готовый ответ. Пусть незамысловатый, но все же ответ.
На Марте стояла вечная ночь, но Марк делил время на утро, день и вечер. Их жизнь шла по простому расписанию. Завтрак из овощей и консервов из запасов Марка. Затем робот отправлялся работать в поле, где растения тянулись из земли, привыкая к его прикосновениям. Марк чинил насос, проверял водопровод и наводил порядок в безупречно чистой хижине. Потом ленч, и на этом обязанности робота обычно заканчивались.
Они садились на упаковочный ящик и смотрели на звезды. Они могли разговаривать до самого ужина, а иногда прихватывали и кусок бесконечной ночи.
Со временем Марк обучил робота вести более сложную беседу. Конечно, ему не по силам было научить робота вести непринужденный разговор, но он смог добиться предела возможного. Пусть очень медленно, но в Чарльзе развивалась личность - поразительно не похожая на самого Марка.
Там, где Марк ворчал, Чарльз сохранял невозмутимость. Марк был язвительным, а Чарльз наивным. Марк был циник, а Чарльз - идеалист. Марк зачастую грустил, а Чарльз постоянно пребывал в добром расположении духа.
И через некоторое время Марк позабыл, что когда-то сам записал в Чарльза все его ответы. Он стал воспринимать робота как своего друга-ровесника. Друга, рядом с которым прожил долгие годы.
- Чего я никак не пойму, - говорил Марк, - так это почему мужик вроде тебя захотел здесь жить. Я вот что имею в виду - для меня тут самое подходящее место. Никому до меня дела нет, да и мне на прочих, вообще-то говоря, начхать. Но ты-то?
- Тут у меня есть целый мир, - отвечал Чарльз, - который на Земле мне пришлось бы делить с миллиардами других. Есть звезды, крупнее и ярче, чем на Земле. А вокруг меня - необъятное пространство, похожее на спокойные воды. И есть ты, Марк.
- Эй, не становись из-за меня сентиментальным...
- А я и не становлюсь. Дружба важнее всего. А любовь, Марк, я потерял много лет назад. Любовь девушки по имени Марта, с которой никто из нас двоих не был знаком. И жаль. Но остается дружба, и остается вечная ночь.
- Да ты поэт, черт возьми! - с легким восхищением произносил Марк.
- Бедный поэт.
Текло время, не замечаемое звездами, и воздушный насос шипел, клацал и протекал. Марк чинил его постоянно, но воздух на Марте становился все более разреженным. И хотя Чарльз не покладая рук трудился на полях, растения медленно умирали.
Марк так устал, что уже едва ковылял с места на место, несмотря на почти полное отсутствие гравитации. Большую часть времени он проводил в постели. Чарльз кормил его, как мог, с трудом передвигаясь на скрипучих, тронутых ржавчиной конечностях.
- Что ты думаешь о девушках?
- Мне хорошая еще не попадалась.
- Знаешь, это нечестно.
Марк слишком устал, чтобы видеть приближающийся конец, а Чарльза это не интересовало. Но конец был близок. Воздушный насос грозил отказать в любой момент. Уже несколько дней не было никакой еды.
- Но ты-то?
- Здесь у меня есть целый мир...
- Не становись сентиментальным...
- И любовь девушки по имени Марта. Лежа в постели, Марк в последний раз увидел звезды. Большие, как никогда раньше, бесконечно плывущие в спокойных водах космоса.
- Звезды... - сказал Марк.
- Да?
- Солнце?
- ...будет сиять, как сияет сейчас. И потом.
- Чертов поэт.
- Бедный поэт.
- А девушки?
- Когда-то я мечтал о девушке по имени Марта. Быть может, если...
- Что ты думаешь о девушках? А о звездах? О Земле?
И наступило время заснуть, на этот раз навсегда.
Чарльз стоял возле тела своего друга. Он пощупал пульс и выпустил иссохшую руку. Прошел в угол хижины и выключил усталый воздушный насос.
Внутри Чарльза крутилась когда-то подготовленная Марком, потрескавшаяся лента. Оставалось еще несколько дюймов до конца.
- Надеюсь, он нашел свою Марту, - прохрипел робот.
Затем лента порвалась.
Его ржавые конечности не сгибались, и он неподвижно застыл, глядя на обнаженные звезды. Потом склонил голову.
- Господь - пастырь мой, - сказал Чарльз. - Зачем мне желания мои? На пажитях зеленых положил он меня; он указал мне путь...
Жар солнца. Гул трибун… Рев динамиков. Мельтешение копыт. Стартовая машина. Бокс. Бьюсь о стены… Стены – решетки. Поржавевшее железо. Выйти! Выскочить отсюда! Звонок! Рывок! Полет… Рыжий хвост. Пыль в глаза. Блеск подков. Черный бок. Сапог. Хлыст. Удаляющийся черный хвост… Ветер с запахом пота и земляной пылью бьет в ноздри… Воздух с духом страха… Вихрь азарта… Ритм. Четкость бега. Ускорение. Снова черный бок, побелевший от мыла. Чужое хриплое дыхание. Черные ноги, отбивающие нечеткий ритм. Черная морда в пене… И, чуть дальше, рыжая… Быстрее. Четче. Поворот. Удары хлыста. Вновь ускорение. Никого впереди. Уже не управляю ритмом. Он правит мной… Крик и свист с трибун… Жар солнца… Холодный ветер… Забываю копытами касаться земли. В ритме. В скорости. В пене… Не чувствую себя. Ветер… Перед глазами только солнце… Слепящее белое солнце… Ветер. Солнце.
_Черный, как пепел вулкана, единорог, с рубиновой каплей, дрожащей на конце его рога. _Черная, блестящая шерсть; черные, искрящиеся большие глаза. _Огромный единорог. Мощный, как тяжеловоз, и необыкновенно высокий. _Смотрит сверху вниз, с легким презрением. Однако, он весь в напряжении - вздрагивает и порывается убежать от малейшего шума или резкого движения. _Красная капля на конце золотого рога тоже дрожит и покачивается, угрожая оторваться. Она, как напоминание о крови земли, которой, время от времени, исходятся вулканы, выбрасывая из себя перед этим тучи пепла и рождая новых черных единорогов. _А старые единороги в этот момент теряют свой золотой сверкающий рог... Но у них отрастают крылья. Смоляные крылья, мягче перьев которых, нет в моем мире ничего. _И старые единороги отталкиваются копытами от земли и своей родной огнедышащей горы, породившей их когда-то, очень много лет назад, и мчатся в небо, кружась на новообретенных крыльях, и горько оплакивая рубиновыми слезами золотой рог и кровавую каплю на нем. _Они-то и есть источники скорби в моем мире. Они сеют это чувство, разбрызгивая крыльями свои слезы. _Каждая капля - это скорбь по ушедшим дням, это скорбь о потеряном или не обретенном, это скорбь... _Черная длинная грива, черные огромные крылья... Их никто не видит, но каждый чувствует их горе! _А потом они исчезают, оплакав полностью свою потерю, уступая место другим, новообретшим крылья, их скорбь уступает место новой скорби... _А внизу встают на слабенькие ножки молодые единороги с кроваво-красной каплей, дрожащей на золотом витом роге. Черные, как извергнутый из недр живых гор пепел. _Они, слабые, дрожащие, входят в огненную кровь земли, и, искупавшись в ней, из лавы выходят огромные, черные, блестящие шерстью единороги...